Миссис Гибсон в комнате не было, может быть, не было и в доме — да Молли было и все равно, ведь она действовала с разрешения и по поручению отца. Капор и накидку она надела за две минуты и вот уже сидела рядом с мистером Гибсоном (заднее сиденье они сложили), а легкая коляска стремительно и весело катила, подпрыгивая, по вымощенным камнем дорожкам.

— Как замечательно! — воскликнула Молли, когда ее подбросило на особенно большом ухабе.

— Для молодых, может, и да, но не для брюзгливых стариков, — заметил мистер Гибсон. — У меня начал разыгрываться ревматизм, я бы предпочел ездить по гладким щебеночным дорогам.

— И ты готов расстаться с этим прелестным видом и с этим чистейшим воздухом, папа? Ни за что я в это не поверю!

— Спасибо. Раз уж ты так со мною мила, я довезу тебя до подножия вон того холма; мы уже отъехали на две мили от Холлингфорда.

— Позволь мне доехать до вершины! Я знаю, что оттуда видна синеватая гряда Малверне, а еще Дорример-Холл посреди леса; лошади нужно будет передохнуть, и там я уж сойду без единой жалобы.

Они доехали до вершины холма и немного посидели в молчании, наслаждаясь видом. Леса оделись в золото; среди деревьев ярко краснел старый кирпичный дом с витыми трубами, а из него открывался вид на зеленые луга и гладь озера. Дальше лежали Малвернские горы.

— Ну, прыгай, малышка, и смотри успей вернуться домой до темноты. Если пойдешь напрямик через Кростонскую пустошь, получится быстрее, чем по дороге.

Чтобы попасть на пустошь, Молли зашагала по узкой, затененной деревьями дорожке — тут и там на крутых песчаных склонах холмов были разбросаны живописные домики; потом на пути ее встретился перелесок, а за ним ручей, через который был перекинут дощатый мостик, потом пошел подъем в поля на противоположном берегу — Молли поднялась по ступеням, прорезанным в дерне дорожки, а за полями лежала Кростонская пустошь — обширный луг, окаймленный жилищами батраков; за лугом шла короткая дорога на Холлингфорд.

Самым безлюдным участком пути был первый — дорожка, лесок, мостик, подъем в поля. Впрочем, что было Молли до безлюдья! Она шагала по дорожке, над которой нависали ветви вязов, время от времени с них медленно падал желтый лист, опускаясь ей прямо на накидку; она прошла мимо маленького домика, возле которого крошечная девчушка как раз скатилась кувырком с крутого склона и оповещала об этом окружающих перепуганными воплями. Молли нагнулась, подняла ребенка, взяла на руки — в итоге вместо испуга крошечное сердечко переполнилось безмерным удивлением. Молли отнесла малышку по грубо вытесанным ступеням к дому, где, по ее понятиям, она жила. Из садика за домом выбежала мать, неся в переднике мелкие сливы, которые собирала; увидев ее, малышка протянула к ней ручонки, мать выронила сливы, схватила дочурку и принялась утешать (та расплакалась снова), время от времени прерывая свое воркование благодарностями, обращенными к Молли. Она назвала девушку по имени; когда Молли спросила, откуда она ее знает, женщина ответила, что, пока не вышла замуж, работала служанкой у миссис Гудинаф, «а потому ну как же мне не признать дочку доктора Гибсона». Обменявшись с ней еще двумя-тремя словами, Молли поспешила дальше по дорожке, время от времени останавливаясь, чтобы добавить в букет самых красивых и ярких листьев. Потом она вошла в лесок. Миновав поворот пустынной тропинки, она вдруг услышала голос, страстный и горестный; она почти сразу поняла, что он принадлежит Синтии. Молли остановилась, осмотрелась. Среди янтарной и алой листвы ярко выделялись темной зеленью густые кусты остролиста. Укрыться от глаз можно было только за ними. Молли сошла с дорожки и двинулась напрямик, пробираясь через бурое переплетение папоротника и трав, а потом завернула за куст. За ним стояли мистер Престон и Синтия; он крепко держал ее за руки, и выглядели они так, будто шорох шагов Молли прервал некое бурное выяснение отношений.

В первый миг все молчали. Потом заговорила Синтия:

— Ах, Молли, Молли, прошу тебя, рассуди нас!

Мистер Престон медленно отпустил руки Синтии, на лице у него была скорее ухмылка, чем улыбка; однако, о чем бы они ни спорили, было видно, что и он сильно взволнован. Молли подошла ближе и взяла Синтию за руку, не сводя глаз с лица мистера Престона. Прекрасно было ее бесстрашие, происходящее от полной невинности. Мистер Престон не вынес этого взгляда и сказал Синтии:

— Предмет нашего разговора не допускает присутствия третьего лица. А поскольку мисс Гибсон, судя по всему, ищет вашего общества, я прошу назначить другое место и время, где мы могли бы закончить нашу беседу.

— Если Синтия скажет, я уйду, — заметила Молли.

— Нет-нет, останься! Я хочу, чтобы ты осталась — чтобы ты все узнала. И почему я не открылась тебе раньше!

— Вы хотите тем самым выразить сожаление, что она не знает о нашей помолвке — о том, что некогда вы обещали стать моей женой. Прошу не забывать, это вы просили хранить ее в тайне, не я!

— Я ему не верю, Синтия! Подожди, не плачь — если только можешь. Я ему не верю.

— Синтия, — проговорил мистер Престон, и в голосе его вдруг зазвучала чуть не лихорадочная нежность, — прошу вас, прошу, не надо так больше! Вы даже не представляете, как мне от этого больно!

Он шагнул ближе, попытался взять ее за руку, успокоить, однако она отшатнулась от него и зарыдала еще безутешнее. Присутствие Молли стало ей верной защитой, она дала волю чувствам и вскоре обессилела от этого порыва.

— Уходите! — сказала Молли. — Вы разве не видите, что от вашего присутствия ей только хуже?

Он не тронулся с места, глядя на Синтию так пристально, что, казалось, не замечал Молли.

— Уходите! — яростно произнесла Молли. — Если ее слезы действительно причиняют вам боль! Или вы не в состоянии понять, что вы и есть их причина?

— Я уйду, если Синтия попросит, — проговорил он наконец.

— Ах, Молли, я не знаю, как поступить! — воскликнула Синтия, отнимая руки от залитого слезами лица, обращаясь к Молли и пуще прежнего заходясь рыданиями; у нее началась истерика, она пыталась говорить связно, но слова ее стали совсем неразборчивы.

— Сбегайте к тому дому за деревьями, принесите воды, — сказала Молли.

Мистер Престон заколебался.

— Ну, что же вы? — нетерпеливо спросила Молли.

— Я не закончил разговор; вы ведь не уйдете до моего возвращения?

— Нет. Вы разве не видите, что она не в состоянии передвигаться?

Он стремительно, пусть и неохотно, зашагал прочь.

Синтия